Виктория Тищенко
Снова сирень – серенада весны и сессий,
снова окно, что колышет дитя-звезду.
Я провожу воспитательную работу с сердцем,
разум вселяю в его каждый четкий стук.
Я говорю ему: «Видишь, закат обуглен,
Взросление – сомненье в том, что ты
родился Богом… Вместо сверхзадачи
давай пойдем на луг – и по-ребячьи
разденемся почти до наготы.
Не будем упиваться мёдом тел,
Ты помнишь тот снимок – штришок напослед
в тот день, как женился Валерка-сосед?
Всех в гости к себе звал торжественный дом,
да нам не сиделось за шумным столом.
Люби меня и сереньким таким,
когда и почва - прочь, и свет несветел,
когда туман - действительно лишь дым,
навязчивый, негрозный, словно пепел.
Когда несносный ветер за двоих
Тяжелое море, забравшее сына,
меня не обманешь умелым притворством
твоих безмятежно распахнутых далей
и гладью, царапанной утренним ветром.
О, знаю я цену твоих обещаний
и истинный цвет нежно-радужных красок:
Ты – совершенство. Лицом и ростом
антично-мраморен, как нельзя.
В сырой подземке блеснуло солнце.
И это были твои глаза.
Мы не обмолвились словом сорным,
Сонник соняшника... Зошит-серпень
у обкладинці струнких доріг…
Сонник соняшника - синє небо,
мирне небо - одне на всіх.
Зорі, наче яскрава рута
...а сонця — яблука червоні
з долоней днів у прірву снів.
Троянди, мов троянські коні,
на крихах миру, навесні.
Хмаринок білих коливання
Сирень прильнула к белоснежной раме,
щекочет ноздри ветра
синий ворс.
Я ветку срежу у весны на память,
как у меня ты срезал прядь волос.
Ах, маки-маги в пепельной траве,
растущие на сером бездорожье.
Любимцы лета огненных кровей,
зачем взошли вы на отшибе божьем?
Пьет соки ваши хладнокровно зной.
Ты вчера совершила ошибку,
ты сказала, чтоб ради тебя
я забросил свою гитару,
перестал пить с друзьями пиво,
слушать Пресли, гонять на «Харли»
Той був готов зробити для мене все.
А той не робив нічого
(ну майже нічого,
окрім того, що бажалося йому).
Але мені все сняться
ті човни — карі очі.
