Виктория Тищенко
Влюбленный в Японию жил в очень странной квартире:
достал где-то меч самурая, читал книги древних – дзуйхицу,
коллекцию нэцкэ, на полке расставленных в стиле,
лелеял, любя каждый штрих в их нефритовых лицах.
Он жил одиноко. И дни проходили за днями,
Ты помнишь тот снимок – штришок напослед
в тот день, как женился Валерка-сосед?
Всех в гости к себе звал торжественный дом,
да нам не сиделось за шумным столом.
Ах, маки-маги в пепельной траве,
растущие на сером бездорожье.
Любимцы лета огненных кровей,
зачем взошли вы на отшибе божьем?
Пьет соки ваши хладнокровно зной.
Що є кохання? Що є вчинок цінний?
Коли мене — розчавлену, зненулену
ти втиснув в потяг евакуаційний.
А сам лишився. На війні. Під кулями...
Ты вчера совершила ошибку,
ты сказала, чтоб ради тебя
я забросил свою гитару,
перестал пить с друзьями пиво,
слушать Пресли, гонять на «Харли»
Нет уже нежного, небного, нашего.
Сир тот балкон — в одиночестве сив.
Как мы разъехались… заживо… наживо…
вечной потехою съёмных квартир.
Но эстакады — всегда треугольники.
Ах, что-то зачастила к нам синица.
Слетает на карниз – живая дрожь.
В окошко помутневшее стучится
сердечком полуголых тёмных рощ.
Тяжелое море, забравшее сына,
меня не обманешь умелым притворством
твоих безмятежно распахнутых далей
и гладью, царапанной утренним ветром.
О, знаю я цену твоих обещаний
и истинный цвет нежно-радужных красок:
День такий туманний. Все непросто.
Жовтень, мовби втомлений жовнір.
Дарували нам у дев'яностих
суверенітет як сувенір.
Ніби інший герб та інший прапор...
Со мной не соскучишься... Это не едкая шутка,
а данность, которую стоит признать и принять.
Досталась мне детскость: не в в облике, нет —
но в поступках,
как редкостный и не совсем бесполезный талант.
Вот этот дом. Подъезд. Неподалёку
растрепанная маленькая роща.
День ото дня, как сотни одиноких,
шепчу под нос: «Вернешься – не вернешься?».
Как будто четки, гладкие ступени
Весной, когда лист безмятежно-зеленый
подобно Вселенной
рождался из точки.
И дождь разминал
оголенную почву:
- нетленна,
