Виктория Тищенко
Скрипичный ключ чужого разговора
на барабанных перепонках снов.
Сквозь облаков задернутые шторы -
зародыш солнца в скорлупе домов.
И синевы расплывчатые гребни
О, ирисы в лазоревых плащах,
с крестами, чуть подтёкшими от влаги,
вы у безвестных рыженьких лачуг
несёте свои маленькие шпаги.
Луна так близко – бледная сестра.
А город мал… Он тает под ногами.
Едва видны высотные дома,
исколотые тонкими огнями.
Каскад моих каштановых кудрей
Ты – совершенство. Лицом и ростом
антично-мраморен, как нельзя.
В сырой подземке блеснуло солнце.
И это были твои глаза.
Мы не обмолвились словом сорным,
Весной, когда лист безмятежно-зеленый
подобно Вселенной
рождался из точки.
И дождь разминал
оголенную почву:
- нетленна,
Тож кажуть, що ягіда ця неймовірно корисна.
Панянка галявин з очима яскраво-файними.
Та чорна вона. Ось і звуть її просто — чорниця.
А в тебе вона, наче тая Афіна — афени.
Вже липень розкрив промінці, мов прозоре листя.
Дом умолк. Ты вот-вот придешь,
сбросишь куртку тряпьем ненужным,
чуть ругнешь грубый мир наружный -
всё одно что метель, что дождь.
После ужина, сыто-тих,
Мученики, мученицы Бучи
с чистыми открытыми глазами.
Ветер чёрный, медленный, зыбучий,
словно вечный реквием над вами.
На балконах краски - иск азалий
Взросление – сомненье в том, что ты
родился Богом… Вместо сверхзадачи
давай пойдем на луг – и по-ребячьи
разденемся почти до наготы.
Не будем упиваться мёдом тел,
Листик осенний, нарядный, узорный,
цветом – чистейший кармин.
Знаешь ли ты, как несметно-огромен
далью распахнутый мир?
Или навеки прирос пуповиной
к ветке, худой как кощей?
Со мной не соскучишься... Это не едкая шутка,
а данность, которую стоит признать и принять.
Досталась мне детскость: не в в облике, нет —
но в поступках,
как редкостный и не совсем бесполезный талант.
Тяжелое море, забравшее сына,
меня не обманешь умелым притворством
твоих безмятежно распахнутых далей
и гладью, царапанной утренним ветром.
О, знаю я цену твоих обещаний
и истинный цвет нежно-радужных красок: