Ольга Берггольц
Вот затихает, затихает
и в сумерки ютится день.
Я шепотом перебираю
названья дальних деревень.
Ты вечереешь, Заручевье,
и не смутит твоих огней
на дикой улице кочевье
Во имя лучшего слова,
одного с тобою у нас,
ты должен
влюбиться снова,
сказать мне об этом сейчас.
Смотри, ты упустишь время!
Тяжелой моей любви
Взял неласковую, угрюмую,
с бредом каторжным, с темной думою,
с незажившей тоскою вдовьей,
с непрошедшей старой любовью,
не на радость взял за себя,
не по воле взял, а любя.
Вечерняя станция.
желтая заря...
По перрону мокрому
я ходила зря.
Никого не встречу я,
никого, никого.
лучшего товарища,
друга моего...
Здесь даже давний пепел так горяч,
что опалит - вдохни,
припомни,
тронь ли...
Но ты, ступая по нему, не плачь
и перед пеплом будущим не дрогни...
В твой день мело, как десять лет назад.
Была метель такой же, как в блокаду.
До сумерек, без цели, наугад
бродила я одна по Сталинграду.
До сумерек — до часа твоего.
Я даже счастью не отдам его.
...И все не так, и ты теперь иная.
поешь другое, плачешь о другом...
Б. Корнилов
1
О да, я иная, совсем уж иная!
Как быстро кончается жизнь...
Весной сорок второго года
множество ленинградцев
носило на груди жетон -
ласточку с письмом в
клюве.
Сквозь года, и радость, и невзгоды
вечно будет мне сиять одна -
В предутрии деревня,
лесная сторона.
И слухом самым древним
бессонница полна.
Пыхтят и мреют кочки
у залежей озер.
Над кладом кличет кочет
В небе грозно бродят тучи,
закрываю Данте я...
В сумрак стройный и дремучий
входит комната моя...
Часто-часто сердце кличет
в эти злые вечера:
Беатриче, Беатриче,
Есть время природы особого света,
неяркого солнца, нежнейшего зноя.
Оно называется
бабье лето
и в прелести спорит с самою весною.
Уже на лицо осторожно садится
летучая, легкая паутина...
Когда весна зеленая
затеплится опять —
пойду, пойду Аленушкой
над омутом рыдать.
Кругом березы кроткие
склоняются, горя.
